Мнение блоггера: Разделенные на сектора

Мнение блоггера: Разделенные на сектора
И просто закрыв их, не осознав вышесказанного, и, не начав действовать, мы разрушим, не создав взамен.



Мнение блоггера: Разделенные на сектора



В сети снова обсуждают извечный вопрос секторов в школах нашей страны. Каждый имеет своё мнение на счёт этого. Одним из интересных и подробных мнений, хотим поделиться на нашей странице.


///


Разделенные на сектора


В 1991 году, мы получили независимость от Российской Империи, которая по геополитическим и внутриполитическим причинам, в начале 20-го века, перебрендировала себя в СССР.

Подходит к концу уже третий десяток лет, но мы, как общество, все еще находимся в тени империи. Ментально, культурно, даже кулинарно. В принципе, это естественно. Советский Союз был тоталитарным (почти тоталитарным, я бы сказал) государственным образованием, и, активно реформировал (в своих интересах), практически все общественные институты и стороны жизни своих граждан. Культура, наука, политическая система, религия, история, образование, медицина. Государственная рука проникала даже в детские мультфильмы и народные традиции.

Новруз Байрам были советским ответом исламскому Рамазану. Опера Кероглу – ударом по пантюркизму и, одновременно, феодализму. Мы, считали себя кавказским народом (которым являемся, частично), потому что, таким образом, империя, отделяла нас от этнических братьев по ту сторону Араза и в Анатолии. Мы, до сих едим салат оливье и котлеты с гречкой. Пьем водку. Правда, с кебабом.

Русский язык, был и остается, одним из самых эффективных инструментов имперского влияния. И это, тоже естественно. Языковое влияние, например, Британии или Испании, на бывшие колонии, несравненно, выше.

Русский язык попал в благодатную почву в Баку, Сумгаите и Мингечавире. Частично, в Гяндже. Индустриализация, трудовые мигранты, инженеры, военные и управленцы из других частей СССР. Урбанизация. Все это способствовало проникновению русского в быт.

И, вот, сегодня, мы имеем то, что имеем. Центр Баку, во многом, продолжает говорить на русском. Причем носители, очень часто, азербайджанцы (в этническом смысле, насколько он вообще существует, но это другая дискуссия).

Как результат, некоторое число государственных школ, в основном в Баку, по традиции, русскоязычные.

Возникает законный вопрос. А не льем ли мы воду на тайные и явные амбиции не до конца мертвой империи? Не выращиваем ли мы «пятую» колонну, которая будет с цветами встречать танки новой 11-й армии? Не отнимаем ли мы ресурс, у законного, азербайджанского сектора?

Достаточно разумно звучит предложение вывести русский сектор за пределы государственного образования. Если, оно кому-то нужно, пусть за него платят. Как, например, за английское. И тогда, все встанет на свои места. Может, так и надо сделать. Как минимум, в долгосрочной перспективе.

Но, давайте сначала разберемся с постановкой вопроса, как такового. Ведь, похоже, что как всегда, смысл его теряется в гвалте общественного обсуждения.
Почему русский сектор – это плохо?

1 Отнимает ресурс у азербайджанского сектора. Те ресурсы, которые могли бы быть потрачены на азербайджаноязычные школы, идут на русскоязычные.

Текущая статистика гласит, что в стране, по-моему, 16 русскоязычных школ, и около 350 двуязычных. Из общего числа около 4000 школ. Это означает, что, на вскидку, около 95% экономических ресурсов идут на азербайджанский сектор. 5%, идущих на русский сектор, не могут иметь решающего значения, и, не являются тормозящим фактором образования.

2 Служит инструментом влияния России на общество. Является риском в случае изменения политики северного соседа.

Основным потенциальным инструментом влияния на Азербайджан является не условные 150 тысяч русскоязычных бакинцев, кстати, в массе, твердых сторонников независимости, и в большинстве своем, «западников», а полтора миллиона наших трудовых мигрантов, большинство из которых имеют 2 паспорта, живут на две страны, и тот факт, что только малая часть из них училась в русском секторе на родине, не мешает им жить и, часто, процветать в России. Именно они, потенциальный риск, если с ними не работать. Политические пристрастия определяются экономическими интересами, в большей степени, и тем, что люди читали Булгакова и Ильфа с Петровым, в меньшей степени.

Еще одним простым фактом является то, что азербайджанский язык и культура не находятся под угрозой ассимиляции со стороны русского. Нас, не смог ассимилировать даже СССР. Местные традиции оказались на удивление крепкими, вернули себе практически все утраченные позиции, сразу после «развала» Союза. В этом, мы выгодно отличаемся от некоторых среднеазиатских соседей. Мы, практически безболезненно перешли на латинский алфавит. Наша госслужба, практически полностью азербайджаноязычна (как минимум, письменно). Видимо, запас прочности культуры, оставленный нашими великими предками, Физули и Низами, Насими и Ахундовым, был настолько велик, что у СССР просто не хватило терпения и ресурсов.

Роль русского языка должна изменится. Уменьшиться. Так требует логика развития нации. Но, единственно правильным путем достижения этого может стать работа над развитием азербайджанского языка. Модернизация, чистка от анахронизмов, уличного сленга, многочтений и тому подобных наслоений, появившихся в нем за десятилетия, как минимум, частичной бесхозности.

Необходимо, в первую очередь, отказаться от отношения к азербайджанскому языку, как к священной корове. Сакральному, незыблемому. Мы должны решить, язык – это исторический памятник, или, все-таки, в первую очередь, инструмент развития нации. И, если последнее, то как нам этот инструмент сделать эффективно работающим.

Тем более, что наглядный пример перед глазами. Ататюрк, по легенде, настолько увлекся «реформированием» турецкого языка, его османской версии, закоснелой и арабизированной, что к 1927-1928 годам, несколько раз делал публичные выступления, на «новом» турецком, которые «не совсем» поняли слушатели. Дело в том, что он использовал много неологизмов, которые уже приняла государственная языковая комиссия, но, которые, просто не дошли еще до народа, или, он, к ним еще не привык. После нескольких таких выступлений, Ататюрк, слегка «притормозил» и стал внедрять «новослов» немного помедленнее.

Плохо, хорошо, турки свой язык обновили. Значит, можем и мы. Я часто начинаю этот разговор со своими друзьями «из азербайджанского сектора». Почти всегда, негативная реакция. Глухая оборона. Лет 50 назад, когда язык находился в постоянно угнетенном состоянии, в рамках империи, такая реакция, была, естественна и, даже, логична. Задачей тогда, было, сохранить. Не позволить забыть.

Сейчас это не нужно. Надо развивать. Даже ошибаться, но двигаться. Как Ататюрк.

Лет десять назад, я понял одну грустную вещь. Если посадить за стол пять наших соотечественников, и, попросить их провести дискуссию на какую-либо тему, на азербайджанском языке, то вне зависимости, от уровня их интеллекта, образования, воспитанности и уровня владения языком, на 99%, дискуссия расползется, рассыплется, на 5 монологов, не связанных между собой, буквально, на третьей минуте. Отсутствие (неадекватность) языковых стандартов, анахроничность терминологии и концепций, устаревшая грамматика, ну и, отсутствие культуры дискуссий – причины вышесказанного. И все это, при очень большом словарном запасе языка, сложной, «навороченной» грамматике, больших литературных и поэтических традициях. Просто, все вышесказанное не очень помогает, и, даже, скорее, мешает, если обсуждается какая нибудь обычная современная тема. Например, банки или интернет. Азербайджанский язык живет, во многом, в концепциях 19-го и начала 20-го веков.

При этом, справедливости ради, надо сказать, что не только у нас есть проблема. Даже русский язык отстает от реалий 21-го века. Страдает излишней поэтичностью и ненужной сложностью. Но они, хотя бы, постоянно стараются догнать английский.

Что это значит, какие последствия? Очень простые.

Мы не сможем построить эффективное общество пока не решим проблему коммуникации внутри общества. Не будет научных прорывов. Не появится настоящих крупных частных корпораций. Не будет эффективных производств или банков. Если нет эффективного языкового инструмента, невозможны эффективные общественные институты, требующие постоянного сотрудничества и совместных усилий большого числа людей. Даже командных видов спорта не появится.

Либо, мы все должны будем перейти на альтернативные языки. Английский или русский. И текущая «странная» популярность русского сектора в школах – самое обычное экономически обоснованное поведение населения. Повышение шансов детей на успех с помощью коммуникационного инструмента. Это даже не образовательный феномен. Социальный.

Иными словами, нам еще предстоит учиться говорить на одном языке. Даже, когда мы все говорим на азербайджанском.
И, русский сектор, никак не главное этому препятствие.
Пути решения проблемы?

Иногда, как например, в Турции, реформой языка, занимается, государство. Иногда, как в России, появляется гений, по типу Пушкина, который фактически единолично запускает обновление языка.

Ждать появления нового Мамедгулузаде или Ахундова нецелесообразно. И, даже если, они, вот вот, появятся, основное бремя в этом вопросе, неизбежно ложится на государство.

И, хотя, да, в идеальной картине мироздания, русскоязычных государственных школ в стране быть не должно, но они, по факту, есть.

И просто закрыв их, не осознав вышесказанного, и, не начав действовать, мы разрушим, не создав взамен.



Автор: Маджидов Эмиль
Ссылка: Do Electric Sheep Dream?